Ударение в слове завзятого

Энергичный, опрятный Хосе Аркадио Буэндиа постепенно приобрел вид завзя́того лодыря: ходил в грязной одежде и с запущенной бородой, которую Урсуле с великим трудом, да и то изредка, удавалось обкорнать острым кухонным ножом. — Габриэль Маркес, Сто лет одиночества

Он пел дребезжащим стариковским голосом, аккомпанируя себе все на том же древнем аккордеоне, который подарил ему в Гуайяне еще сэр Уолтер Рэли,[6] и отбивая такт большими ступнями завзя́того пешехода, потрескавшимися от морской соли. — Габриэль Маркес, Сто лет одиночества

Он спорил со страстью завзя́того танцора, и Эмма дивилась, глядя, как уэстонский норов берет верх над нравами Черчиллов. — Джейн Остeн, Эмма

Он бы выказывал бахвальство завзя́того хлыща или же увертливость души, слишком слабой, чтобы постоять за себя в своем тщеславии… Нет, не пустой он человек и не ничтожный, я уверена». — Джейн Остeн, Эмма

Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но когда наш русский идеалист, заведомый идеалист, знающий, что все его и считают лишь за идеалиста, так сказать «патентованным» проповедником «прекрасного и высокого», вдруг по какому-нибудь случаю увидит необходимость подать или заявить свое мнение в каком-нибудь деле (но уже «настоящем» деле, практическом, текущем, а не то что там в какой-нибудь поэзии, в деле уже важном и серьезном, так сказать, в гражданском почти деле), и заявить не как-нибудь, не мимоходом, а с тем, чтобы высказать решающее и судящее слово, и с тем, чтоб непременно иметь влияние, – то вдруг обращается весь, каким-то чудом, не только в завзя́того реалиста и прозаика, но даже в циника. — Федор Достоевский, Дневник писателя