Ударение в слове занавешенным

Распростерши антиминс, – напоминающий время гонения христиан, когда Церковь не имела постоянного пребывания и, не могши переносить с собою престола, стала употреблять сей плат с частицами мощей, и который остался как бы в возвещенье, что и ныне не прикрепляется она ни к какому исключительному зданью, городу или месту, но, как корабль, носится поверх волн сего мира, не водружая нигде своего якоря: ее якорь на небесах, – распростерши сей антиминс, он приступает к престолу так, как бы приступал к нему в первый раз и как он только теперь готовился начинать настоящее служение: ибо в первоначальное время у христиан только теперь открывался престол, доселе остававшийся закрытым и занаве́шенным по причине присутствия оглашенных, и только теперь начинались настоящие моленья верных. — Николай Гоголь, Духовная проза

Распростерши антиминс, – напоминающий время гонения христиан, когда Церковь не имела постоянного пребывания и, не могши переносить с собою престола, стала употреблять сей плат с частицами мощей, и который остался как бы в возвещенье, что и ныне не прикрепляется она ни к какому исключительному зданью, городу или месту, но, как корабль, носится поверх волн сего мира, не водружая нигде своего якоря: ее якорь на небесах, – распростерши сей антиминс, он приступает к престолу так, как бы приступал к нему в первый раз и как бы только теперь готовился начинать настоящее служение: ибо в первоначальное время у христиан только теперь открывался престол, доселе остававшийся закрытым и занаве́шенным по причине присутствия оглашенных, и только теперь начинались настоящие моленья верных. — Николай Гоголь, Ревизор

Чуланчик был крохотный, дощатый, в щелях, с занаве́шенным мешком окном и щелястой дверью наружу. — Константин Симонов, Последнее лето

Она укрыла их одеялами, подошла к окнам, занаве́шенным белыми сторами, и остановилась в раздумье. — Чудо Рождественской ночи

Курфюрстина Софья с дочерью Софьей-Шарлоттой сидели у накрытого к ужину стола, перед камином, занаве́шенным из-за уродства китайской тканью. — Алексей Толстой, Петр Первый