Ударение в слове бурбонов

Кафе «Ламблен» стояло за императора в пику кафе «Валуа», стоявшему за Бурбо́нов. — Виктор Гюго, Отверженные

Здесь дело шло о важнейших семейных интересах дома Бурбо́нов; о его французской ветви, помогающей и покровительствующей ветви мадридской, – иначе говоря, выполняющей долг старшинства; об очевидном возврате к нашим национальным традициям, осложненным зависимостью и подчинением северным кабинетам; о господине герцоге Ангулемском, прозванном либеральными газетами «героем Андюжара», который в позе триумфатора, идущей несколько вразрез с его безмятежным обликом, укрощал старый реальный терроризм инквизиции, схватившийся с химерическим терроризмом либералов; о воскресших, к великому ужасу знатных вдов, санкюлотах под именем descamisados[48]; о монархизме, ставящем препоны прогрессу, получившему название анархии; о внезапно прерванной подспудной деятельности теорий 89-го года; о запрете, наложенном Европой на совершающую свое кругосветное путешествие французскую мысль; о стоящем рядом с престолонаследником Франции генералиссимусе принце Кариньяне – впоследствии Карле-Альберте, который принимал участие в этом крестовом походе королей против народов, пойдя добровольцем и пристегнув гренадерские красной шерсти эполеты. — Виктор Гюго, Отверженные

Прежде чем скроется из виду английский корабль, следует рассказать здесь, что шёл он из Лондона и что он был назван в честь покойного Сэмюэла Эндерби, лондонского купца, основателя китопромышленного дома Эндерби и Сыновья – торгового дома, который, по моему скромному китобойскому мнению, мало в чём уступает объединённому королевскому дому Тюдоров и Бурбо́нов, с точки зрения их исторической роли. — Моби Дик, или Белый Кит

Его чувствительность, его приверженность славному делу Бурбо́нов, на родство с которыми он притязал, были таковы, что он не мог пережить несчастий своих августейших родичей. — Уильям Теккерей, Ярмарка тщеславия

Частный историк, описывая поход ли 13-го года или восстановление Бурбо́нов, прямо говорит, что события эти произведены волей Александра. — Лев Толстой, Война и мир